Марко ничего не имел против Дозора.
До определённого момента.
Ему было просто всё равно. У каждого свой путь. Своя цель и свои обязанности.
Ему это даже нравилось. Наверное, так чувствует себя мальчишка, держа в руках деревянный меч, представляя грандиозные сражения. И сердце заходится от восторга и предвкушения в такой момент, и впереди только захватывающие дух приключения. Только Марко не нужно было ничего представлять: у него всё это есть. И даже больше.
У него было — больше.
Марко никогда не верил в правильную сторону. Понятия о добре и зле были слишком размыты, слишком условны. Индивидуальны. Дерьма хватает по обе стороны. Так же, как и благородства. Марко знает: точно так же, как есть достойные дозорные, — есть и пираты, заслуживающие не меньшего уважения. Делающие даже больше. У каждого свои цели и свои принципы. Иногда они могут быть схожи. Иногда достижение их просто идёт разными путями. Марко любил жизнь. Любил мир. Как раз за это. Он знал, что нет ничего простого, что мир сложен, каждая жизнь уникальна.
Важно не то, на какой ты стороне, важно то, что у тебя внутри.
Для Марко всегда самым важным было одно: его семья.
Отец.
Братья.
Эйс.
Это было нерушимым. Это, казалось, будет вечным. Конечно он понимал, что вечность — слепое желание. Вечности нет. Отец болен, не так молод, как раньше. Перемены неизбежны. Конечно он знал: всему, рано или поздно, приходит конец. Первая трещина кажется незначительной. Ничего серьёзного. Ничего страшного. Но если трещина на киле и её во время не залатать — она разрастётся, станет шире и глубже, потянет за собой ещё тонкие линии, ломающее даже самое прочное дерево. Но если даже залатать: киль не мачта, не та деталь, которую просто можно заменить — шрамы останутся, шрамы могут быть столь глубоки, что потопят за собой весь корабль.
Вместе с ним трещинами покрывается весь мир.
Раскалывается и сотрясается, сильнее, чем от удара Отца. Необратимым. Осколки режут ладони: их не поставить на место, они не приносят ничего, кроме новых шрамов, кроме напоминания о том, что разрушено и утеряно навсегда.
Ему, — никому из них, — никогда не нужна была слава и богатства. Они радовались повышению наград. Радовались найденным сокровищам: какой пират не будет? Но это не то, за чем они гнались. Это не та ценность, которая стоила жизни, становилась смыслом. Их ценность была в них самих. В окружающих рядом людях. В громких вечеринках на корабле, во встречах со старыми знакомыми: не друзьями, но и не врагами.
Своих команда Белоуса не бросает.
За своих они готовы глотки рвать. Объявить войну всему миру. Умереть.
Стыдно признать, — Отец не одобрил бы, может даже пинка дал, — но Марко предпочёл бы, чтобы так оно и было. Чтобы Отец остался жив, чтобы он — успел.
Марко хотел бы не быть тогда беспомощным. Он готов был за них умереть. За них обоих. Выступая против Правительства, он был к этому готов. Каждый из них. Он был готов отдать жизнь за Эйса. Потому что Эйс — его семья.
Потому что Эйс — его свет.
Но он не смог.
Не успел.
Имеющий так много силы, в тот момент он ничего не мог сделать. Только смотреть.
Смотреть, как пламя гаснет. Как тлеет жизнь в чужих руках. Как становится невыносимо темно. И холодно. Трудно дышать.
Марко не имел ничего против Дозора.
Но тогда единственное, чего он хотел — отомстить.
✕ ✕ ✕
Марко закрывает за собой дверь и прижимается лопатками к дереву, прислушиваясь к смеху в столовой: к ним присоединилась команда Пиковых пиратов, их семья стала больше. Мало кто из них выделялся чем-то особенным: весь шум вокруг этой команды — это заслуга их капитана. Беспокойный, самонадеянный и горячий нравом столь сильно, как и его пламя. Ещё совсем молодой, по-детски упрямый и совершенно несговорчивый. Марко знает где он. Эйс всегда на одном месте, забился, словно напуганный котёнок, щерится и смотрит недоверчиво, отказываясь слушать, отказываясь принимать приглашение. Слишком гордый.
Марко запрокидывает голову и вдыхает морской воздух полной грудью, прислушиваясь к волнам и ночной тишине. Скоро будет дождь. Скорее всего разразится буря, надо быть готовым. И загнать этого котёнка под крышу. Или найти ему дело.
Марко бесшумно подходит к бывшему капитану и молча ставит перед ним тарелку с едой, отходит в сторону, словно не желая нарушать чужое личное пространство. Марко не смотрит на него, он смотрит на море. Бескрайнее, бесконечное. Родное. Это — его дом. Моби Дик и неспокойные воды. Он ни на что и никогда не променяет это. Ощущение свободы, что переполняет лёгкие до краёв, почти кружит голову.
— Не считаешь, что пора остановиться? Ты же умный, должен понимать, что твои попытки бесполезны.
Не каждый был так же терпим, как Отец. Не каждому нравилось, что Эйс раз за разом пытается его убить. Преданность может быть опасна. Преданность может быть страшна. Переступит любые границы в благодарности, обернётся в жестокость, лишь бы — отплатить. Преданность может быть слепа, как слеп тот, кто никогда не видел солнечного солнца.
Не каждый был терпим, как Отец. Следил за Эйсом настороженно, но безропотно следовал словам Отца. В конце концов, напряжение спадает и всё это становится своего рода забавой: так наблюдают за забившимся в угол котёнком, что принюхивается, изучая новую территорию, не спешит выбираться из укромного места. Так наблюдают за тем, кого принимаешь своим и готов спустить с рук очень многое, терпелив — как ни с кем другим.
Марко же было ... интересно.